Я сделал немалый перерыв (моя вина), а то, что я бы хотел опубликовать в память отца весьма объемно. Так что ниже опубликую "Свет нашей жизни" поэтапно до конца. Прочитайте, рассказ действительно удался:
ЧАСТИ VI - VII:
6.
На следующий день после окончания лётной военной школы и присвоения звания «младший лейтенант» все экипажи эскадрильи (лётчики и штурманы), в том числе лётчик Николай Чистяков со своим штурманом Арсеном Оганяном (кстати, офицером во втором поколении) под командованием комэска, теперь уже капитана Егора Яковлева получили назначение в в/ч №… Как выяснилось по прибытии, ими укомплектовали эскадрилью связи, прикомандированную к штабу фронта.
Теперь в обязанности лётчиков входило: транспорт высшего командного состава, доставка секретной почты, поддержание связи с партизанскими отрядами, их обеспечение самым необходимым, прочие поручения. Конечно, многие из молодых воинов были несколько разочарованы тем, что не придётся сбрасывать бомбы на головы врагов, но молчали, ограничились только междометьями: понимали важность своей работы.
Коле нравился закреплённый за ним У-2ВС: у лётчика пулемёт, синхронизированный для стрельбы с вращением воздушного винта. У штурмана пулемёт на турели, которая даёт широкий сектор обстрела. Ближе ста – ста пятидесяти метров «Мессеру» не дадим подлететь, в упор нас не расстреляют! Но главная «изюминка», обсуждаемая со штурманом, – техническая новинка, установленный на мотор «шумопламегаситель»: патрубки этого устройства делали звук выхлопа мотора малослышным. И если шум обычного мотора не был слышен на земле при высоте полёта 1200 метров, то с шумопламегасителем тебя и на высоте 700 метров не услышат. Приятной новостью оказалось и то, что звук работы мотора с новым устройством, даже если его услышат на малых высотах, менялся, и немцы, не видя самолёта ночью, принимали его за мотор «Юнкерса», поэтому немецкие зенитки молчали! Ребята чувствовали, что они уже «объегорили» противника военной хитростью!
В первый свой вылет экипаж получил приказ доставить партизанам батареи для рации. Лёту туда было около часа. Арсен точно вывел Николая на костры, обозначавшие площадку приземления. Николай слегка довернул самолёт, снизился и включил под крылом посадочную электрическую фару: под колёса шасси быстро побежала зелёная луговая трава. Партизаны подошли к севшему самолёту и благодарили за питание для рации, а Николай, не мешкая, заторопился обратно: до рассвета оставалось не так много времени.
Во второй рейс им поручили доставить в тот же отряд подрывника. Экипаж с трудом разместил пассажира и его хозяйство: взрыватели, катушки электропроводов, бикфордовы шнуры и пр. Прилетев в партизанский отряд, на прощание пилоты пожелали специалисту взрывного дела с толком использовать привезённый багаж. Так началась их военная жизнь.
Капитан Яковлев старался беречь своих людей. Составляя план полётов, ориентировался на тёмное время суток, а если срочный вылет днём – на часы затишья. Даже в короткие маршруты не выпускал пилота одного, без воздушного стрелка к пулемёту, прикрывавшему хвост. Днём фашистские самолёты, идущие группами редко обращали внимание на одиночный самолёт: у них всегда была конкретная боевая задача, но опасны были одиночные истребители противника, вылетавшие на «охоту».
Однажды Николаю пришлось нарушить требование командира: размещать на заднем сидении пулемётчика. Поступил приказ штаба фронта срочно доставить пакет в штаб армии, удаленный на 250 километров. Штурман Арсен Оганян убыл в медсанбат удалить мучавший его последние дни зуб, другие экипажи были либо на задании, либо отсыпались после ночных вылетов. Пришлось лететь одному. Дело было летом, при ясной погоде, по полудни. Маршрут был знаком Николаю, он летел ориентируясь по местности, сверяясь с картой. И вот когда до аэродрома назначения оставалось минут пятнадцать, лётчик увидел «на одиннадцать часов» высоко летящий «Фокер» (новинка немцев на Восточном фронте). Тот заметил У-2 и стал плавно (без перегрузок для себя) снижаться и разворачиваться, заходить в хвост. Николай шёл на бреющем полёте мало заметном для противника, но раз его обнаружили, он становился лёгкой добычей для истребителя. Принял решение сесть на посёлочную дорогу, вдоль которой летел. В тот момент, когда он выключил мотор, фашист уже был над ним и ударил из пушек и пулемётов по У-2, изрешетил плоскости. Николай уцелел, выскочил из кабины, добежал до деревьев, растущих неподалёку, и залёг, ожидая возвращения «Фокера».
Когда стало очевидным, что фашист не вернётся, Коля бросился к самолёту и, покачав элеронами понял, что ему не взлететь. Но пакет надо доставить: он побежал в деревню, которую ещё с высоты увидел на холме, и выпросил там у хозяев велосипед, в благодарность отдал свои часы. К штабу армии он подъехал часа через два, по дороге объяснившись с заградотрядом. Метров за двести до штаба его остановил караул и, проверив документы и полномочия, выделил провожатого. Лётчик в комбинезоне, «прилетевший» на велосипеде (в штабе Колю уже знали в лицо), вызвал улыбки и замечания: «Сегодня без самолёта!», «где крылья оставил?», «смотри-ка, технику сменил!». Опустив глаза и потупившись, пилот оставил велосипед у крыльца и вошёл в штаб; по субординации дошёл до старшего дежурного офицера – откозырял, представился и вручил пакет.
Командующий армией, получив доставленный Колей приказ, отдал распоряжение о передислокации войск. К счастью, полуторачасовая задержка доставленного пакета существенно не повлияла на выполнение приказа, который дублировался шифром по радио. И в штабе фронта начальство, почесав в затылке, приняло решение о награждении младшего лейтенанта Чистякова медалью и именными часами за проявленную находчивость при выполнении боевого задания. А нуждавшийся в ремонте самолёт техники вывозили в эскадрилью на машине.
7.
Егор Яковлев заснул под шинелью на своей койке, отвалившись от стола с пером, чернильницей и бумагами отчетности эскадрильи. И стал ему сниться сон:
Сначала ему снился отец. Тот стоял перед иконой в старом дедовском доме; потом отец шёл, просто шёл по земле, по местам, где запечатлелось его, Семёна, детство. И не так уж он был похож на себя всегдашнего, но на него падал сверху и разливался такой чудный свет, что Егор твёрдо знал: да, это его отец, и видится то, что было доподлинно, на самом деле. А затем привиделась картина, как они живут сейчас: полыхает подземный, будто торфяной, пожар. Огонь вырывается из под земли, и люди бегут тушить это пламя то в одном, то в другом месте. И вот справились с огнём.
Но то, что было причиной, набирает силу под землёй. И не надо уже этому огню выходить на поверхность; он из-под земли, оставаясь невидимым, начал калечить людей. А те не могут понять: отчего они ссорятся, отчего рушатся судьбы, отчего заболевают, и жизнь уходит от них – ведь вокруг вроде бы ничего не происходит? И видит Егор своего сына, он уже взрослый, пожилой даже человек, и ему плохо от этого тайного огня. Жизнь его стала не той, которую задумал для него Создатель. И тот свет, который изливался и окружал деда светит внуку только от кусочка, от уголка неба, из светлого облачка. А сын всё смотрит, смотрит на него с надеждой.
Этот сон Егор вспоминал потом с тревогой много лет.
Егор очнулся, потёр ладонями лицо, пытаясь как бы стряхнуть увиденное. Вышел из землянки и набрал в лёгкие чистого воздуха.*
* Сон перекликается с пророчествами, сделанными на рубеже сороковых – пятидесятых годов старицей Матроной Никоновой (после канонизации 02.05.1999 г. – святая блаженная Матрона Московская).